– И чем же мы можем вам угрожать? – спросил Сисо Пернас.
Этот говор. Усилием воли Тереса отогнала призрак, витавший поблизости. Ей нужны были спокойная голова и верный тон. Камень Леона далеко, и ей не хотелось налететь на другой.
– Мне приходят в голову два варианта, – ответила она. – Распространением информации, которая может повредить мне, или прямыми попытками шантажа или расправы. В обоих случаях имейте в виду, что я вполне могу быть стервой – ничуть не хуже любой другой. С одной только разницей: у меня нет никого, поэтому я неуязвима. Я перелетная птица, и я могу завтра умереть, или исчезнуть, или уехать, не собрав чемоданов. Я даже не построила себе склепа, хоть я и мексиканка. А вам есть что терять. Красивые дома, роскошные машины, друзья… Родные. Вы можете привезти сюда колумбийских киллеров для грязной работы. Я тоже могу. Если вас довести до крайности, вы можете развязать войну. Я – не сочтите меня нескромной – тоже могу, потому что денег у меня хватает, а за деньги можно купить что угодно. Но война привлечет внимание властей… Я заметила, что Министерство внутренних дел не любит, когда контрабандисты наркотиков начинают сводить счеты, особенно если есть имена и фамилии, имущество, подлежащее изъятию, люди, которые могут оказаться в тюрьме, судебные процессы…
Вы слишком часто попадаете в газеты.
– Вы тоже, – раздраженно возразил Сисо Пернас.
Тереса устремила на него холодный, очень спокойный взгляд и, выждав три секунды, ответила:
– Не каждый день. И не на те же самые страницы. Против меня нет ни единого доказательства.
Галисиец коротко, грубо хохотнул:
– Может, расскажете, как вам это удается?
– Наверное, дело в том, что я чуточку меньше трушу.
Что сказано, то сказано, подумала она. Просто, ясно и напрямик. А теперь посмотрим, что будут делать эти недоноски. Тео вертел в руках авторучку, то снимая, то вновь надевая на нее колпачок. Тебе тоже сейчас несладко, подумала Тереса. За это ты и получаешь то, что получаешь. Разница в том, что по тебе это заметно, а по мне нет.
– Все может измениться, – заметил Сисо Пернас. – Я имею в виду то, что касается вас.
Тереса предвидела и такой вариант и обдумала, как вести себя в этом случае. Она вынула сигарету из пачки «Бисонте», лежавшей перед ней рядом со стаканом воды и кожаной папкой с документами. Она сделала это как бы в раздумьи и сунула ее в рот, не зажигая. Во рту у нее пересохло, но она решила не прикасаться к воде. Вопрос не в том, как я себя чувствую, сказала она себе. Вопрос в том, какой они меня видят.
– Конечно, – ответила она. – И я думаю, что изменится. Но все-таки я одна. Я со своими людьми, но одна. Я добровольно ограничиваю свой бизнес. Всем известно, что у меня не бывает собственных грузов. Я занимаюсь только доставкой. Это уменьшает возможности нанести мне ущерб. И мои амбиции. У вас же, напротив, много окон и дверей, через которые к вам можно подобраться. Если кто-то решит нанести удар, выбор есть. Люди, которые вам дороги, интересы, которые вам хотелось бы сохранить… Есть куда ударить.
Она смотрела галисийцу прямо в глаза. Бесстрастно, без какого бы то ни было выражения. С сигаретой, зажатой в губах. Считая про себя секунды. И в конце концов Сисо Пернас, занятый своими мыслями, почти нехотя сунул руку в карман, достал золотую зажигалку и, перегнувшись через стол, предложил ей огня. Вот так-то, блондинчик. Ты уже начал ломаться. Она поблагодарила его кивком головы.
– А вас некуда? – спросил он наконец, пряча зажигалку.
– Попробуйте, – ответила Тереса, выпуская дым изо рта и чуть прищуриваясь. – Вы удивитесь, узнав, насколько сильным бывает человек, которому нечего терять, кроме себя самого. Вот у вас, например, есть семья. Жена, говорят, очень красивая… Сын.
Пора заканчивать, сказала она себе. Страх нельзя будить сразу, одним ударом, потому что в этом случае он может обернуться удивлением или необдуманными поступками и довести до безумия тех, кто решит, что выхода нет. Человек становится непредсказуемым и крайне опасным. Искусство состоит в том, чтобы вливать в душу страх понемножку, по капле, чтобы он рос, креп и созревал, потому что так он со временем превращается в уважение.
– У нас в Синалоа говорят: я перебью всю его семью, а потом выкопаю из могилы его деда и бабку, всажу в них несколько пуль и снова закопаю…
Говоря это, не глядя ни на кого, она раскрыла лежавшую перед нею папку и достала газетную вырезку: фотографию одной из местных футбольных команд, которую Сисо Пернас, большой поклонник этого вида спорта, щедро субсидировал и президентом которой являлся. На фотографии – Тереса бережно положила ее на стол, между собой и собеседником – он был снят перед матчем вместе с игроками, своей женой и сынишкой, очень красивым мальчиком лет десяти-двенадцати, одетым в форму любимой команды.
– Так что не надо наезжать на меня, – заключила она, теперь вскинув глаза и вонзившись ими в глаза галисийца. – Или, как говорят у вас в Испании, будьте любезны пойти в задницу.
Шум воды за занавеской душа. Пар. Он любил принимать очень горячий душ.
– Нас могут убить, – сказал Тео.
Тереса, голая, стояла в дверях, прислонившись спиной к косяку, ощущая кожей теплую влажность наполненного паром воздуха.
– Нет, – отозвалась она. – Сперва они испробуют какое-нибудь средство помягче, чтобы прощупать нас. А потом постараются договориться.
– То, что ты называешь «помягче», они уже сделали… То, что тебе говорил Хуарес насчет покрышек, они слили судье Мартинесу Пардо. Они натравили на нас жандармерию.