Королева Юга - Страница 130

130

– Правда, что на вас оказало давление Министерство юстиции?

– Это неуместный вопрос. – Он откинулся на спинку кресла и недовольно воззрился на меня. – Я отказываюсь отвечать.

– Говорят, на вас нажал сам министр по договоренности с мексиканским посольством.

Он поднял руку. Каким-то очень неприятным жестом. Властную руку – руку судьи при исполнении служебных обязанностей.

– Если вы будете продолжать в этом духе, – предупредил он, – этот разговор закончится. На меня никто и никогда не оказывал давления.

– Тогда объясните мне, почему, в итоге вы так ничего и не предприняли против Тересы Мендоса.

Несколько мгновений он обдумывал мой вопрос – возможно, чтобы решить, не заключается ли в слове «объясните» неповиновения. Но в конце концов решил оправдать меня. In dubio pro reo []. Или что-то в этом роде.

– Я уже говорил вам, – ответил он наконец. – Мне не хватило времени, чтобы собрать достаточно материала.

– Невзирая на Тео Альхарафе?

Он опять сурово воззрился на меня. Ему явно не нравился ни я сам, ни мои вопросы, и это, разумеется, не помогало делу.

– Все, что связано с этим именем, является конфиденциальной информацией.

Я позволил себе слегка улыбнуться. Да ну же, судья. Мы чересчур далеко зашли, чтобы отступать.

– Ведь это уже не имеет значения, – сказал я. – Полагаю.

– Для меня имеет.

Я немного подумал.

– Я предлагаю вам соглашение, – объявил я вслух. – Я не касаюсь Министерства юстиции, а вы мне рассказываете об Альхарафе. Договор есть договор.

Пока он размышлял, я сменил свою улыбку на просительное выражение.

– Согласен, – наконец произнес он. – Но некоторые подробности я оставлю при себе.

– Правда, что вы предложили ему неприкосновенность в обмен на информацию?

– На этот вопрос я отвечать не буду.

Плохое начало, подумал я. И, задумчиво покивав, возобновил расспросы:

– Уверяют, что вы здорово прижали его. Собрали на него большое досье, а потом сунули эту папку ему под нос. И что это никак не касалось контрабанды наркотиков Говорят, вы зацепили его на налогах.

– Возможно.

Он бесстрастно смотрел на меня. Ты излагаешь, я подтверждаю. И не проси у меня большего.

– «Трансер Нага»?

– Нет.

– Ну, судья… Проявите любезность. Вы же видите, я веду себя паинькой.

Он снова задумался. А потом, судя по всему, решил: в конце концов, я же согласился пообщаться с этим писакой. А в этом пункте все более или менее ясно, и он закрыт.

– Признаю, – заговорил он, – что мы никогда не могли даже близко подступиться к предприятиям Тересы Мендоса, хотя знали, что более шестидесяти процентов наркотиков, поступающих в Средиземноморье, проходит через ее руки… Сеньор Альхарафе прокололся на том, что касалось его собственных денег. Использовал средства в своих целях – вкладывал, переводил. У него имелись счета в иностранных банках. Пару раз его имя всплывало в связи с кое-какими не вполне ясными сделками за границей. Короче, материал был.

– Говорят, у него была собственность в Майами.

– Да. Насколько нам было известно, дом площадью в тысячу квадратных метров, который он тогда только что приобрел в Корал-Гейблз, с кокосовыми пальмами и собственной пристанью, и роскошная квартира в Коко-Плам – месте, где любят бывать адвокаты, банкиры и брокеры с Уолл-стрит. Все это происходило, по-видимому, за спиной у Тересы Мендоса.

– Кое-какие запасы на черный день.

– Можно и так сказать.

– А вы ухватили его за задницу. И напугали.

Он снова откинулся на спинку кресла. Dura lex, sed lex [].

– Это недопустимо. Я не собираюсь выслушивать от вас подобные выражения.

Я почувствовал, что начинаю терять терпение. Вот же олух царя небесного.

– Тогда переведите это для себя по своему усмотрению.

– Он решил сотрудничать с правосудием. Вот так просто.

– В обмен на?..

– Ни на что.

Настал мой черед воззриться на него. Своей бабушке. Расскажи это своей бабушке. Что Тео Альхарафе рисковал своей шкурой просто так, из любви к искусству.

– А как отреагировала Тереса Мендоса на тот факт, что ее эксперт по налоговым вопросам работает на врага?

– Это вам известно не хуже, чем мне.

– Ну, мне известно ровно столько же, сколько и всем остальным. Плюс то, что она использовала его как приманку в операции с русским гашишем… Но я имел в виду не это.

Упоминание о русском гашише еще более ухудшило дело. Передо мной можешь не изображать из себя умника, ясно говорило выражение его лица.

– Тогда, – предложил он, – спросите об этом у нее самой, если сумеете.

– Может быть, и сумею.

– Сомневаюсь, чтобы эта женщина соглашалась на интервью, тем более в ее нынешнем положении.

Я решил сделать последнюю попытку:

– Как вы себе представляете ее нынешнее положение?

– Я не занимаюсь Тересой Мендоса, – ответил он, сделав непроницаемое лицо. – Поэтому представлять мне незачем. Это дело уже не в моей компетенции.

Потом замолчал, рассеянно полистал какие-то документы, лежавшие перед ним на столе, и я решил, что таким образом он дает понять: наш разговор окончен.

Я знаю лучшие способы попусту терять время, подумал я и, раздраженный, уже собирался проститься. Однако даже такой дисциплинированный государственный служащий, как судья Мартинес Пардо, не смог удержаться, чтобы не излить боль, причиняемую старой раной. Или оправдаться. Он по-прежнему сидел, не поднимая глаз от документов. И вдруг произнес то, что вознаградило меня за весь этот пустой и малоприятный разговор.

– Оно перестало находиться в моей компетенции после визита того американца. – В голосе его прозвучала обида. – Того типа из ДЭА.

130